В дешевой рыбацкой таверне дым стоял коромыслом.
Танец ее постепенно мою жизнь заполнял своим смыслом -
В цыганском ритме фламенко мелькали красные юбки,
Я, подпирая стенку - кусал потухшую трубку.
Пусть облупилась краска на ее кастаньетах –
Эти прелестные глазки мне в душу вошли стилетом
Красным вином бурлящим кровь обжигала сердце,
Стоило жить настоящим, а не теряться в скерцо.
Я вышел в соленый вечер, устроив себе прогулку
Я ждал ее, не замечен никем в пустом переулке
Тонкие сильные пальцы она мне в ладонь вложила
Смертельным и сладким вальсом кровь застучала в жилах
Рождались и умирали мы тысячи раз до восхода
И душу, и деньги украла дьяволица испанского рода.
Теперь я не пью так много, и не даю обеты –
я также не верю в бога, но храню её кастаньеты.
Любуюсь стареющей краской, в памяти правя помарки –
И представляю с опаской Андалузии берег жаркий.
Танец ее постепенно мою жизнь заполнял своим смыслом -
В цыганском ритме фламенко мелькали красные юбки,
Я, подпирая стенку - кусал потухшую трубку.
Пусть облупилась краска на ее кастаньетах –
Эти прелестные глазки мне в душу вошли стилетом
Красным вином бурлящим кровь обжигала сердце,
Стоило жить настоящим, а не теряться в скерцо.
Я вышел в соленый вечер, устроив себе прогулку
Я ждал ее, не замечен никем в пустом переулке
Тонкие сильные пальцы она мне в ладонь вложила
Смертельным и сладким вальсом кровь застучала в жилах
Рождались и умирали мы тысячи раз до восхода
И душу, и деньги украла дьяволица испанского рода.
Теперь я не пью так много, и не даю обеты –
я также не верю в бога, но храню её кастаньеты.
Любуюсь стареющей краской, в памяти правя помарки –
И представляю с опаской Андалузии берег жаркий.